Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1859–1860 гг.
Письма
Послания милой, блаженства уроки,Прелестные буквы, волшебные строки,Заветные письма – я вами богат;Всегда вас читаю, и слезы глотаю,И знаю насквозь, наизусть, наугад.
Любуюсь я слогом сих нежных посланий;Не вижу тут жалких крючков препинаний;В узлах запятых здесь не путаюсь я:Грамматику сердца лишь вижу святую,Ловлю недомолвки, ошибки целуюИ подпись бесценную: «вечно твоя».
Бывало посланник, являясь украдкой,Вручит мне пакетец, скрепленный облаткой.Глядь: вензель знакомый. На адрес смотрю:Так почерк неровен, так сизо чернило,И ять не на месте… как все это мило! —«Так это от… знаю»; а сам уж горю.
От друга, я от брата – бегу, как от пугал,Куда-нибудь в сумрак, куда-нибудь в угол,Читаю… те смотрят; я дух затая,Боюсь, что и мысль мою кто-нибудь слышит;А тут мне вопросы: кто это к вам пишет? —«Так – старый знакомый. Пустое, друзья»
В глазах моих каждая строчка струится,И каждая буква, вгляжусь, шевелится,Прислушаюсь: дышит и шепчет: живи!Тут брызга с пера – род нечаянной точки —Родимое пятнышко милой мне щечкиТак живо рисует пред оком любви.
Хранитесь, хранитесь, блаженства уроки,Без знаков, без точек – заветные строки!Кто знает? Быть может, под рока грозой,Когда-нибудь после на каждую строчкуСих тайных посланий я грустную точкуПоставлю тяжелой, сердечной слезой.
Неотвязная мысль
Как привяжется, как прилепитсяК уму – разуму думка праздная,Мысль докучная в мозг твой вцепитсяИ клюет его, неотвязная,И подобная птице – воронуТак и каркает в самом темени:Норовлю от ней как бы в сторону,Говорю: «Пусти! Нету времени.День рабочий мне начинаетсяИ кончается он заботою»; —А несносная упирается:Я с тобой, дескать, поработаю!И становится мне помехою,И с помехою той досадною,Что ни сделаю – все с прорехоюИль с заплаткою неприглядною.Вспомнишь прошлое: были случаи —Сердце юное поразнежится,Забурлят в уме мысли жгучие,И одна из них в душу врежетсяИ займет она всю головушку —Мысль про тайную ласку дружнюю,Аль про девушку, аль про вдовушку,Аль – на грех – беду – про замужнюю,Да как жаркое сердце свяжетсяС этой думкою полюбовною —Вся вселенная тебе кажетсяСофьей Павловной; Ольгой Львовною;Всюду прелести совершенные,Всюду милые да прекрасные,Ненаглядные, незабвенные!В небе Лидии очи ясныеВо звездах тебе зажигаются,Ветерок звенит Маши голосом,Ветки дерева завиваютсяНасти локонов мягким волосом;Стих горит в уме с рифмой бешеной —Стих, откованный сердца молотом;На людей глядит, как помешанной;Мишуру дают – платишь золотом.Дело прошлое! Дело древности!Сколько дел моих ты расстроило!Сколько было там глупой ревности!..Да с любовью – то хоть уж стоилоПобезумствовать, покуражиться;А теперь – то что? – Словно стараяБаба хилая, мысль привяжетсяХудощавая, сухопарая;С теми ль встретишься, с кем ты водишься, —Речь их сладкая – мед малиновый,Ты уж словце сказать не находишься!Как чурбан какой, пень осиновый,С головою своей бесталанноюДураком стоишь, заминаешься,И на мысль свою окаяннуюВсеми силами ополчаешься;Гонишь прочь ее речью грубою:«Вон из Питера! В подмосковную!Не сравню ж тебя я, беззубую,С Софьей Павловной, с Ольгой Львовною.Отцепись же ты, сухопарая,Неотвязная, безотходная!Убирайся прочь, баба старая!Фекла Савишна ты негодная!»Я гоню ее с криком, топотом,Не стихом кричу – прозой рубленной,А она в ответ полушепотом:«Не узнал меня, мой возлюбленной!А все та же я, только смолодуЯ жила с тобой в женской прелести,Но прибавилось в жизни холоду —И осунулись бабьи челюсти;Целовать меня не потянешься,Счастья дать тебе не могущую,Да зато во мне не обманешься,Говорю тебе правду сущую,И служу тебе верной парою,И угрюмая, и суровая,За тобой хожу бабой старою,А за мной идет баба новая:В белизне она появляется,И суха, суха – одни косточки,А идет она – ухмыляется,А коса у ней вместо тросточки.То не та коса благовонная,Что, обвитая лентой тонкоюИ тройным жгутом заплетенная,Гордо держится под гребенкою,Что сушит, крушит сердце юноши,Что – корона днем самопышная,А рассыплется до полуночи —Покрывало сбрось: вещь излишняя!Для двоих тут есть чем закутаться,Да останется – сердцу ярому,Чем на век еще перепутатьсяИ веревку вить мужу старому.То не та коса! – как свистящаяСабля острая, круто – гнутая,То коса всех кос, всекосящая;С той косой идет баба лютая.Нет кудрей у ней – нечем встряхивать,Голова у ней безволосая,Лишь косой вертеть да помахиватьЛюбит бабушка та курносая».
Грустная песня
Плохо! Чем живется доле,Тем живется хуже.Приютился б в горькой долеСердцем, – да к кому же?
Бродишь старым сиротою;Все мне как – то чужды;Как живу и что со мною —Никому нет нужды.
Есть у божьей церкви, с краю,Тихая могила.Там лежит одна, я знаю:Та меня любила.
Не за то чтоб точно былоВсе во мне так мило,А за то любила,Что меня родила.
Изнуренная, больная,Дряхлая, бывало,Тужишь, ищешь, ты родная:«Где дитя пропало?»
А сынок твой одурелыйРыскал все по свету,Смотришь: нет его день целыйДа и к ночи нету.
Бедной матери не спится;Слез полна подушка:«Мало ль может что случиться? —Думает старушка. —Страшен ворог неключимыйВ эдакую пору.Не попался ли родимыйЛиходею – вору?
Не ограбили ли сына?Жив ли он, желанный?»Чу! Идет домой детина,Словно окаянный, —
Встрепан, бледен, смотрит дико,Волос в беспорядке, —Сам трясется весь… поди-ка:Верно в лихорадке!
Да, он болен, он расслаблен,Он ужален змеем,А пожалуй и ограблен —Только не злодеем,
А разбойницей – злодейкой,Резвою девчонкой,С черной бровью, с белой шейкой.С трелью речи звонкой.
Лишь закинула словечко —И поддела разомИз груди его сердечко,Из под шапки разум;
Всю в нем душу возмутилаДьявольским соблазномИ домой его пустилаВ виде безобразном.
А сама… и горя мало!Жалости не крошки!Так и пляшет с кем попало,Только брызжут ножки.
Я ж лежу, горю и таю,Думаю: кончина!И за грудь себя хватаю —То – то дурачина!Мать горюет; слезы сжаты;Смотрит на больного,Говорит: «Напейся мятыИль чайку грудного!» —
«Эх, родная! – отвечаю: —Что тут чай и мята,Где отрады я не чаю,Где душа измята?»
Чу! звонят. Гляжу: могила!И мой жребий понят.Лишь одна меня любила,Да и ту хоронят.
И замкнулася тоскоюЖизнь моя блажная.Ты зовешь меня к покою.Подожди, родная!
Несколько строк о Крылове
(При воздвигнутом ему памятнике)
Довольно и беглого взгляда:Воссел – вы узнали без слов —Средь зелени Летнего СадаОтлитый из бронзы Крылов,И, видимо, в думе глубок он,И чтоб то дума была —Подслушать навесился локонНа умную складку чела.Разогнута книга; страницуОткрыл себе дедушка наш,И ловко на льва и лисицуНамечен его карандаш.У ног баснописца во славеРассыпан зверей его мир:Квартет в его полном составе,Ворона, добывшая сыр,И львы и болотные твари,Петух над жемчужным зерном,Мартышек лукавые хари,Барашки с пушистым руном.Не вся ль тут живность предсталаМеталлом себя облилаИ группами вкруг пьедесталаК ногам чародея легла?
Вы помните, люди: меж вамиЖил этот мастистый старик,Правдивых уроков словамиИ жизненным смыслом велик.Как меткий был взгляд его ясен!Какие он вам истины онРазвертывал в образах басен,На притчи творцом умудрен!Умел же он истины этиВ такие одежды облечь,Что разом смекали и дети,О чем ведет дедушка речь.Представил он матушке-РусиРассказ про гусиных детей,И слушали глупые гуси —Потомки великих гусей.При басне его о соседеСосед на соседа кивал,А притчу о Мишке-медведеС улыбкой сам Мишка читал.Приятно и всем безобидноЖил дедушка, правду рубя.Иной… да ведь это же стыдноУзнать в побасенке себя!И кто предъявил бы, что колкиНамеки его на волков,Тот сам напросился бы в волки,Признался, что сам он таков.Он создал особое царство,Где умного деда пероКарало и злость и коварство,Венчая святое добро.То царство звериного рода:Все лев иль орел его царь,Какой-нибудь слон воевода,Плутовка-лиса – секретарь;Там жадная щука – исправник,А с парой поддельных ушейВсеобщий знакомец – наставник,И набран совет из мышей.Ведь, кажется, всё небылицы:С котлом так дружится горшок,И сшитый из старой тряпицыВ великом почёте мешок;Там есть говорящие рекиИ в споре с ручьём водопад,И словно как мы – человеки —Там камни, пруды говорят.Кажись баснописец усвоил,Чего в нашем мире и нет;Подумаешь – старец построилКакой фантастический свет,А после, когда оглядишься,Захваченной деда стихом,И в бездну житейского толкаНайдёшь в его складных речах:Увидишь двуногого волкас ягнёнком на двух же ногах:Там в перьях павлиньих по модеВоронья распущена спесь,А вот и осёл в огороде:«Здорово, приятель, ты здесь?»Увидишь тех в горьких утехах,А эту в почётной тоске:Беззубою белку в орехахИ пляшущих рыб на песке,И взор наблюдателей встретитТам – рыльце в пушку, там – судью,Что дел не касаяся, метитНа первое место в раю.Мы все в этих баснях; нам больноПризнаться, но в хоть взаймыКрыловскую правду, невольно,Как вол здесь мычу я: «и мы!»Сам грешен я всем возвещаю:Нередко читая стихи,Друзей я котлом угощаю,Демьяновой страшной ухи.
Довольно и беглого взгляда:Воссел – вы узнали без слов —Средь зелени Летнего СадаОтлитый из бронзы Крылов, —И станут мелькать мимоходомПред ликом певца своегоС текущим в аллее народомХодячие басни его:Пойдут в человеческих лицахКозлы, обезьяны в очках;Подъедут и львы в колесницахНа скачущих бурно конях;Примчатся в каретах кукушки,Рогатые звери придут,На памятник деда лягушки,Вздуваясь, лорнет наведут, —И в Клодта живых изваяньяхУвидят подобья свои,И в сладостных дам замечаньяхРадастся: «mais oui, c'est joli»Порой подойдёт к великануИ серый кафтан с бородойИ скажет другому кафтану:«Митюха, сынишко ты мойЧитает про Мишку, мартышкуДавно уж, – понятлив, хоть мал:На память всю вызубрил книжку,Что этот старик написал».О, если б был в силах нагнутьсяБессмертный народу в привет!О, если б мог хоть улыбнутьсяЗадумчивый бронзовый дед!Нет, – тою ж всё думою полныйНад группой звериных головЗрим будет недвижный, безмолвныйИз бронзы отлитый Крылов.
Вечер в саду
